Тим Роман. Мерке. Мой несбыточно-утраченный апрель

Тим Роман. Мерке. Мой несбыточно-утраченный апрель
Фото: adrenalinicsilence.kz

Молодежный портал Massaget.kz объявил литературный конкурс "Слово о родине" ("Отаным, саған айтамын"). Событие посвящено Году молодежи в Казахстане. Конкурс проводится при поддержке компании ERG. 

Роман Кушпелев. Псевдоним - Тим Роман. Родился 30 января 1994 года. Родился, а также большую часть детства провел в Мерке (Жамбылская область). В 2012 году окончил Военный колледж спорта спортивного комитета Министерства Обороны РК в Алматы. Образование средне-специальное. Специальность "Физкультура и спорт".

***

“Солнце лучами оближет ладонь.
Фотографией стон занюхивал.

Горе – дождаться свой прошлый огонь
Сердцу плохо же, в день засушливый...”

Я скучаю. С дикой болью скучаю по местам, где мою семью, из которой остались только я и сестра, благославляла природа. По ночам, когда стены родного дома превращались в мольберт, приглашая лунный отблеск ложиться равномерными, плотными мазками: счастье, успех, здоровье близких, процветание родного края. Все это рисовалось. Мне верилось, что это непременно должно было произойти в будущем. Это были удивительные моменты, ибо солнце не позволяет обнимать пустоту, следило и следит за мной, обвиняет в хладнокровии. Но ему можно применять свою безграничную силу. У меня же было к нему особо отношение. То любил, солнце, когда оно отражалось в реках Меркенского района, то ненавидел, когда из-за него у отца развилась меланома. Светило оно и в январе, когда не стало мамы. И я до сих пор не решаюсь вернуться на родину. Страшно. Однако скучаю.

В детстве, помню, в гостевой комнате стоял черно-белый телевизор. Конечно же, его никто не смотрел уже давно. Сами понимаете, современность, прогресс, желание отца сделать нашу жизнь лучше – все вглядывались в цветную картинку на экране. Только не я. Очень любил, особенно когда дома не была папы, смотреть этот старый черно-белый телевизор. Монохромная картинка более менее соответствовала реалиям, по крайней мере, тем, к которым я привык. И счастье, когда отправлялся за пределы городка. Все яркой акварелью, на контрасте с картинкой на телевизоре, молниеносно ложилось на душу. Зеленая трава, небольшие пруды цвета искренней заботы родителей, а в самый светлый день — цвета доброго неба, священные облака, которые стремились к вершинам гор. Они расположены недалеко, всего в 12 километрах от городка. Я мог наблюдать, как эти самые облака формой маминой любви оседали на ночь на просторных пиках. Лучи заходящего солнца, как будто в последний раз, бурно касались их, окрашивая то в золото, то в зелень, то в огненно-красный, то в мои тайные желания – разноцветные и наивные. Может, было и не так. Может, мне только так казалось. Только вот в жизни не видел больше ничего подобного. Я до сих пор помню тот привкус тишины, который отзывался во мне желанием скорее вернуться домой, поцеловать родителей и рассказать о том, насколько вокруг приторно-идеально, рассказать, как сильно я хочу жить. Рассказать и увидеть их улыбки, которые являются для меня гербом родного Мерке. Теперь они улыбаются лишь в памяти близких… Жаль, я не художник. Не смог запечатлеть ни природу, ни свое отношение к ней, ни то домашнее и теплое счастье…

Зимой же приходилось вспоминать несбыточно-утраченный апрель. Прям там, около высокого, раскидистого карагача, росшего возле нашего дома. Он безмолвно рассказывал мне, как мой прадед разбивал фруктовый сад. Правда, его потом пришлось вырубить — прадед ушел на войну и ухаживать за красивыми деревьями было некому.

Так вот, рассказывал карагач о том, как нехотя и молча впитывал слезы во время момента отправки прадеда и соседских мужиков на фронт, рассказывал о том, как отец возвращался с армии (прадед так и не вернулся), как прокладывалась между ветхими домами асфальтная дорога в горы, рассказывал, как я упал с него в первом классе и после этого долгое время не появлялся на ветвях. Лишь через лет семь снова залез, чтобы прибить к нему диск от велосипедного колеса. Оно служило нам, смуглым мальчишкам различных национальностей, баскетбольным кольцом. Именно под ним я, Айдос, его брат-близнец Ердос, Славка, Арман, Юрчик, Саня, Вовка-Леха (именно так, одним словом, мы называли братьев), Ильхам, Рахат после напряженной игры скидывались деньгами на покупку холодного лимонада. Не было никаких барьеров: каждый давал столько, сколько мог — цена не зависела от нации или от вклада в победу команды. Те, у кого не было денег, пил столько же, сколько и остальные. И руку на прощание подавали друг другу не на автомате, а искренне. Где же он сейчас настоящий родной край?

У нашей зимы были свои особенные преимущества. Например, прогулка по пустым, тихим аллеям. Они, словно экспонаты, бережно хранили шепот осыпавшихся листьев. Боялись потерять с весною и летом призрачную связь. Отдать ее в сомнительные руки. Опасались забыть те звуки, те цвета, когда зарождалась любовь. Когда на скамьях кто-то впервые целовался, признавался сбивчиво в чувствах — волнительные моменты. Или как детский смех знойным вечером раздавался на всех улицах. Такого не бывало в феврале. Оттого и боялись широкие аллеи, когда зима беспощадно засыпала снегом разговорчивые листья — потерять ценных свидетелейобщего счастья. И ты идешь по тротуарам, аллеям, и чувствуешь это все. Закрываешь глаза и сквозь невидимое теплом эффект зимы пропадал — хотелось жить. Родной край воспитывал…

Осень поначалу воспринималась как зелёно-желтая угроза потери солнечных лучей. Лишь только она наступала, как многие, да и я сам, представляли себе сырой октябрь, гуляющий в схемам саманных кирпичей. Наводили тоску худые капли, стекающие вяло по стеклу. Первоначально осень с печальной мимикой, с заметной проседью в облаках и смех людей воспринимался чем-то аморальным. Смотришь вдаль и видишь, как рваные тучи немой неспешностью уносили с собой тоску за горизонт. И думал, а ведь в Париже тоже идут дожди. Смывается грим с лица мимов, легкой коррозией капли съедают Эйфелеву башню. Исходя из величия города — это большая трагедия. В моих же родных местах все было более локально. Но отдавалось в груди грязной тяжестью. Городок постепенно засыпал. Только стоит упомянуть, что у нас осень долго находится под властью лета. Может, больше, чем во многих регионах Казахстана дней для футбола на лице, походов в горы, посиделок у костра и семейных выездов на чертовски очаровательную природу. Можно дольше хвататься руками за лучи рассветов, обжигаться, и , крича, обрести спокойствие с запахом радости. Все по-настоящему — никакой имитации. Осенью тоже ощущалось счастье. Оно не было отсыревшим.

Столько много потерял – хочется оборачиваться. Вновь и вновь. Увидеть свет, пропущенный через призму вдохновения.

Кстати, не написал о весне. Весна – лучшее время, чтобы вернуться туда. Там она всегда очистит и приласкает душу...

Т. Раушанұлы